Джубал объяснил, чем именно они сейчас заняты: просто сидят и ждут известий от Генерального секретаря.
— И если все путем, долго ждать не придется. Останься мы во дворце, у Дугласа появилось бы искушение поторговаться. А здесь нам проще — пошлем его подальше, и всех делов.
— Торговаться? — переспросил ван Тромп. — Ты же и так отдал ему все, что только можно.
— Далеко не все. Дуглас предпочел бы получить власть над имуществом Майка раз и навсегда… а не вот так, в зависимости от хорошего поведения с постоянной угрозой передачи этой власти человеку, которого он ненавидит, а именно — вон тому мерзавцу с невинной улыбкой, брату нашему Бену. Кстати сказать, найдутся и другие покупатели. Вот, к примеру, этот невозмутимый истукан Кун. Я же его в зале буквально измордовал, он меня теперь с… со всем чем угодно сожрать готов. И тем не менее прибежит как миленький, если, конечно, сумеет придумать какие-нибудь соблазнительные для нас условия. А здесь его к нам не пустят. Кун — одна из главных причин, почему мы едим и пьем только свое.
— Неужели и вправду есть основания для беспокойства? — удивился Нельсон. — А я-то было решил, что ты — шибко большой гурман, не доверяющий незнакомым поварам. Чтобы в такой приличной гостинице — и отравили? Не верится как-то.
— Свен, — горестно покачал головой Джубал, — никто не собирается отравлять тебя. И все равно твоя супруга может остаться вдовой — по той лишь причине, что тебе вздумалось разделить трапезу с Майком.
— Ты что, правда так думаешь?
— Свен, ты можешь заказать сюда из буфета все, что твоей душе угодно. Но я и сам ни к чему не притронусь, и Майку не позволю. Они знают, где мы находимся, и понимают, что действовать нужно как можно скорее — уже через пару часов будет поздно. Потому я обязан исходить из предположения, что каждый здешний официант подкуплен Куном… а может — и еще двумя-тремя подобными деятелями. Сейчас моя главная забота — сохранить этого парнишку в живых, хотя бы до того момента, когда будет обезврежена олицетворяемая им власть.
Джубал нахмурился.
— Вот ты подумай о пауке «черная вдова». Маленькая, робкая тварь, полезная и симпатичная: спинка блестит, как лакированная, да еще узор вроде песочных часов, одним словом — прелесть. Но только, к величайшему своему несчастью, тварь эта имеет силу, непомерно большую для крохотного своего тельца. Вот ее и давит каждый встречный-поперечный.
— Черной вдове некуда деться от своего яда.
— Ровно в том же положении и Майк. Правда, он не такой симпатичный, как эта арахнида…
— Да у тебя совесть-то есть? — возмутилась Доркас — Ну как можно говорить такие гадости? К тому же это неправда.
— Дитя мое, я сужу здраво, а тебе мешает твой гормональный баланс. Как бы то ни было, красивый он или не очень, но Майк не может избавиться от своих денег, а потому постоянно находится в опасности. И я не только о Куне. Верховный суд совсем не столь «аполитичен», как можно бы подумать… Они-то, конечно, не станут его убивать, а только упекут за решетку — что, на мой взгляд, еще хуже. А сколько еще заинтересованных личностей — и чиновников, и законодателей, и так себе, частных граждан? И все думают сейчас об одном — как отразится на их судьбе присутствие Майка на похоронах в роли виновника торжества. Я…
— Начальник, тебя к телефону.
— Энн, ты что, родом из Порлока?
— Нет, из Далласа.
— Я не подойду.
— Она представилась как Бекки.
— Так что же ты сразу не сказала?
Джубал бросился в соседнюю комнату; с экрана улыбалось знакомое лицо мадам Везант.
— Бекки! Как хорошо, что ты позвонила!
— Привет, док. Ну, посмотрела я цирк, который ты устроил.
— И как, я хорошо смотрелся?
— В жизни не видела, чтобы так красиво обували лохов, это ж любому ярмарочному зазывале на зависть.
— Высокая похвала, Бекки. — Джубал на мгновение задумался. — Но ведь всю подставку организовала ты, я только снял навар — и густой навар. Так что, говори — сколько с меня?
Мадам Везант нахмурилась.
— Ты обижаешь меня в самых лучших чувствах.
— Бекки! Кричать «браво» и хлопать в ладоши — тоже дело очень хорошее, только лучше хлопать кучей зеленых, ядреных, узких и хрустких бумажек. К тому же я запишу все на Человека с Марса, а уж он-то как-нибудь не обеднеет. Так что все хрусты с него, а с меня, — ухмыльнулся Джубал, — только один хруст — в костях, когда я тебя облапаю.
— Да уж, — ухмыльнулась Бекки, — помню я, как ты напевал, что профессору все лучше и лучше, что он совсем скоро поправится, а сам все оглаживал и оглаживал меня по заднице. Хорошо у тебя, кстати, получалось.
— Не может быть, чтобы я так грубо нарушал профессиональную этику.
— Сам будто не помнишь. И оглаживал далеко не по-отечески.
— Ну, не знаю. Возможно, это была необходимая лечебная процедура. Вообще-то, я с этим делом — с поглаживанием по всяким местам — давно завязал, но для тебя сделаю исключение.
— Еще бы ты не сделал — я бы тебе такое сделала!
— Ты лучше сделай не такое, а другое — прикинь свой гонорар. Главное — нолики не забудь.
— Знаешь, док, снять навар — или по культурному гонорар — можно сотней разных способов. Ты следил сегодня за биржей?
— Нет, и не надо мне ничего рассказывать. Лучше заезжай сюда. Выпьем.
— М-м-м… соблазнительно, но не выйдет. Я обещала, ну, скажем, довольно важному клиенту, что буду все время в досягаемости.
— Ясненько. Как ты думаешь, Бекки, а вдруг звезды покажут, что это дело завершится к полному всеобщему удовлетворению, если все бумаги будут подписаны прямо сегодня? Ну, скажем, сразу после закрытия биржи.