Чужак в стране чужой - Страница 6

Естественно, Джиллиан знала про указание «никаких посетителей женского пола», насчет пола своего она не сомневалась, но в то же самое время никак не считала себя «посетителем». Тем не менее Джилл не стала ломиться в охраняемую дверь — у военных есть дурацкая привычка понимать приказы буквально, — а зашла вместо этого в соседнюю, дежурную комнату.

— Это кто же удостоил нас? — поднял голову доктор Таддиус. — Чего это, лапа, тебя сюда занесло?

— Нормальный обход. Как там твой пациент?

— Не бери, красавица, в голову, он тебя не касается. Почитай, что в дежурном журнале написано.

— Уже читала. Я хочу на него взглянуть.

— Могу ответить тебе длинно, а могу коротко. Если коротко, то — нет.

— Тоже мне, дисциплинированный нашелся.

Таддиус печально изучал свои ногти.

— Если я тебя туда пущу, то и пикнуть не успею, как окажусь в Антарктике. Тебе и здесь-то нельзя, узнает доктор Нельсон — будут крупные неприятности.

— А что, — поинтересовалась Джилл, вставая, — он часто сюда заходит?

— Нет, только если я вызову. Отвык от земного тяготения и отсыпается.

— А чего же это ты тогда такой строгий и неприступный?

— Все, дежурная по этажу, разговор закончен.

— Слушаю и повинуюсь, доктор! Ну и вонючка же ты.

— Джилл!

— Тоже мне, шишка на ровном месте.

Таддиус обреченно вздохнул.

— А как насчет субботнего вечера, все по-прежнему?

— Наверное, — пожала плечами Джилл. — В наше время девушка не может быть особенно разборчивой.

Вернувшись к своему столику, она извлекла из ящика мастер-ключ от помещений этажа. Сдаваться было рано: кроме вахтенной конуры, где сидел неподкупный Таддиус, палата К-12 соединялась с еще одной, пустой комнатой — когда в К-12 лежат какой-то большой начальник, эту комнату использовали в качестве гостиной, а потом заперли и фактически позабыли; вот туда-то и направилась предприимчивая медсестра. Бдительные стражи даже и не заподозрили, что их обошли с фланга.

Охваченная веселым возбуждением — примерно таким же, как когда-то в общежитии медучилища перед очередной тайной ночной вылазкой в город, — Джилл помедлила перед ведущей в палату дверью, а затем повернула ключ и заглянула внутрь.

Лежавший на кровати пациент повернул голову и посмотрел на неожиданную гостью. Ну, этому уже ничем не поможешь, мелькнуло в голове Джилл. Совершенно отсутствующее лицо, полная апатия, характерная для безнадежно больных. Да нет, глаза вполне осмысленные, даже любопытные. Может, у него лицо парализовано?

— Ну и как мы сегодня? (Кого же еще разыгрывать из себя медсестре, если не медсестру?) Чувствуем себя получше?

Смит попытался перевести. Вопросы относились к ним обоим, и это сильно сбивало с толку; скорее всего, решил он, это символизирует желание возлюбить и взрастить близость. Второй вопрос соответствовал речевым формулам Нельсона.

— Да, — согласился он.

— Вот и прекрасно. — Странно, конечно, чего это у него такое бесчувственное лицо, а так парень как парень. И если он и вправду никогда баб не видел, то очень хорошо это скрывает.

— Вам ничего не нужно? — Тут Джилл заметила, что на тумбочке нет стакана. — Может быть, принести воды?

Смит сразу заметил, что вошедшее в палату существо отлично ото всех прочих. По пути из дома в это новое место Нельсон старался объяснить ему странную и загадочную организацию своего народа и показывал для иллюстрации картинки. Смит вспомнил эти картинки, сравнил их с тем, что видит сейчас… Понятно, это — «женщина».

Смита охватило возбуждение и — странным образом — разочарование; чтобы огрокать происходящее во всей полноте, он подавил оба эти чувства, настолько успешно, что за стеной на приборах доктора Таддиуса не шелохнулась ни одна стрелка.

Но переведя последний вопрос, Смит почувствовал такой накат эмоций, что чуть не позволил своему пульсу ускориться.

Он вовремя опомнился, справился с сердцем, обругал себя глупым, несдержанным детенышем, а затем проверил перевод. Нет, все верно. Это существо женщина предложило ему воду. Оно желает взрастить близость.

С огромным трудом подбирая слова, хотя бы отдаленно выражающие нужные понятия, он ответил со всей подобающей случаю торжественностью:

— Благодарю тебя за воду. Да пьешь ты всегда вдосталь.

Медсестра Бордман в жизни не сталкивалась с такой церемонностью.

— Спасибо, очень мило с вашей стороны!

Она взяла стакан, наполнила его, протянула странному пациенту и неожиданно услышала:

— Пей сперва ты.

(Он что, совсем спятил? Думает, я его отравлю?) Но в словах Смита звучала такая мягкая настойчивость, что отказаться было невозможно. Джилл отпила глоток, Смит сделал то же самое, вернул стакан и удовлетворенно откинулся, словно свершив нечто важное.

М-да, подумала Джилл, приключение получается так себе, когда смывались из общаги, бывало поинтереснее.

— Ну, — сказала она, — вам, похоже, больше ничего не нужно, так что я пойду.

— Нет!

— Да? — недоуменно повернулась уже направлявшаяся к двери Джилл.

— Не уходи.

— Н-ну… я могу задержаться, но очень ненадолго. — Она снова подошла к кровати. — Вам что-нибудь нужно?

Смит внимательно оглядел ее с головы до ног.

— Ты… ты — женщина?

Да, такого вопроса ей еще не задавали. У Джилл прямо на языке вертелся подходящий ответ, но Смит, похоже, и не думал шутить, он смотрел серьезно и с какой-то непонятной тревогой. Только теперь Джилл поняла, а скорее, почувствовала, что тот дурацкий слух — чистая правда: этот пациент действительно никогда не видел женщин.