В столовой было тихо и малолюдно. Дюк поднял голову, улыбнулся, помахал Джубалу рукой и вернулся к еде. Он не был похож на человека, который не спал целые сутки, — да и с чего бы? Ведь он не спал уже двое суток.
Бекки Визи повела себя более экспансивно. Она радостно закричала: «Привет, старый хрен!», а затем подбежала к Джубалу и громко прошептала ему на ухо: «Я с самого начала знала — только где же ты был раньше, почему не утешил меня после смерти профессора?» И добавила вслух:
— Садись, поешь, а заодно расскажи мне о своих новейших дьявольских замыслах.
— Секундочку, Бекки, мне тут еще надо поздороваться. Привет, шкипер. Как прошел полет?
— Без приключений. Теперь это стало рутиной. Насколько я помню, ты еще не знаком с миссис ван Тромп. Дорогая, позволь тебе представить основателя всего этого цирка, единственного и неповторимого Джубала Харшоу — будь таких двое, одного пришлось бы пристрелить.
У высокой, довольно невзрачной жены капитана были спокойные глаза женщины, привыкшей к долгим бдениям на «вдовьей дорожке». Она встала и поцеловала Джубала:
— Ты еси Бог.
— Хм, ты еси Бог.
Стоило бы, наверное, и привыкнуть к этому ритуалу, перевести его на автоматику… кой черт, если повторять такое каждую секунду, можно ведь и вправду поверить… тем более — в дружеских объятиях фрау капитанши. У Джубала сложилось твердое убеждение, что по части поцелуев даже Джилл и Дон могли бы кое-чему у нее поучиться. Она — как это там выражалась Энн? — отдавала поцелую все свое внимание. Была здесь, и только здесь, и никуда не спешила.
— Думаю, Ван, — заметил Джубал, — я не должен слишком уж удивляться, что встретил тебя здесь.
— Когда постоянно летаешь на Марс, — улыбнулся капитан «Чемпиона», — поневоле приходится мал-мала освоить местную тарабарщину, а то как же общаться с туземцами?
— Для легкого, значит, трепа?
— Есть и другие аспекты. — Кусок хлеба, за которым потянулся ван Тромп, послушно прыгнул ему в руку. — Хорошая еда, хорошая компания.
— Хм. Ну да.
— Джубал, — крикнула мадам Везант, — хлебово подано.
Джубал вернулся на свое место — к яичнице, апельсиновому соку и прочим деликатесам. Бекки шаловливо похлопала его по бедру:
— Ну что, молодой и красивый, молчать будем?
— Брысь! Занялась бы лучше своими гороскопами.
— Спасибо, что напомнил, мой сладкий. Мне нужен точный момент твоего рождения.
— С этим делом трудно, я рожался три дня подряд. По частям вынимали.
Бекки издала губами непристойный звук.
— Ничего, я и сама узнаю.
— А вот фиг тебе с маслом, наша мэрия сгорела, еще когда мне было три года.
— Ничего, у меня есть свои способы. Спорим?
— Отвяжись, а то возьму да и выпорю, не посмотрю на твой почтенный возраст. Расскажи лучше, как ты тут живешь.
— А ты как думаешь? Ну вот, например, как я выгляжу?
— Нормально. Ну, малость подраздалась в корме. И волосы подкрасила.
— А вот и нет. Я не пользуюсь хной не знаю уж который месяц. Подключайся, парень, и мы мигом изведем этот твой белый венчик вокруг плеши. Засадим клумбу свежей травкой. Или ты цветочками хочешь?
— Бекки, я совершенно не хочу молодеть. Слишком уж тяжелым трудом досталась мне эта дряхлость, чтобы взять так ее да и выбросить. И вообще, дай человеку поесть.
— Слушаюсь, сэр! Кобель ты драный!
Джубал покончил с завтраком и совсем было собрался уходить, когда в столовой появился Майкл.
— Отец! Джубал!
Джубал осторожно высвободился из Майковых объятий.
— Спокойнее, сынок, ты у нас уже не маленький. Садись, завтракай, я тоже с тобой посижу.
— Я пришел сюда не завтракать, я тебя искал. Пойдем куда-нибудь в тихое место, поговорим.
— Ну, пошли.
Майкл тянул Джубала по коридору за руку, как пятилетний внук любимого дедушку; свернув в незапертую комнату, он усадил гостя в большое кресло, а сам блаженно раскинулся рядом на диване. Свет из большого окна бил Джубалу прямо в глаза, он встал, чтобы передвинуть кресло, и чуть не обругал Майкла, когда то развернулось само собой. Слов нет, все эти марсианские штучки сберегали труд, да и деньги тоже (вот, скажем, стирка — заляпанная соусом рубашка стала такой чистой и свежей, что менять ее было просто грех), все механические устройства казались на их фоне громоздкими, неповоротливыми и безнадежно тупыми. Однако Джубал никак не мог привыкнуть, что вещи двигаются, словно по своей воле, без всяких там проводов и радиоволн, и шарахался от них как черт от ладана, а вернее — как надежные, серьезные лошади от самодвижущихся экипажей во времена его раннего детства.
Вошедший без стука Дюк молча выгрузил с подноса бутылку бренди, лед и стаканы.
— Спасибо, Людоед, — ухмыльнулся Майкл. — Ты у нас что теперь, за официанта?
— Должен же кто-то об этом позаботиться. Ведь ты, Монстр, приковал чуть не все наше население к своим микрофонам. Сколько там лет дают за использование принудительного труда?
— Ничего, через пару часов они сбросят ярмо, и ты сможешь снова залечь в спячку. Дело сделано, Людоед. Тридцать. Финиш. Конец.
— Этот долбаный марсианский язык одним куском? Знаешь, Майк, стоило бы проверить тебя на предмет пробитых кондеров.
— Да что ты, какой там весь! Я и сам-то знаю его на уровне детского сада, вернее — знал, но сейчас у меня не мозг, а что-то вроде пустого мешка. Чтобы добрать остальное, высоколобым вроде Вонючки придется кататься на Марс сотню, а то и больше лет. Но я свою работу выполнил — шесть недель субъективного времени, хотя начинал вроде бы сегодня в пять утра, — теперь ее завершают упорные, непреклонные труженики, а я могу и побездельничать. — Майк потянулся и сладко зевнул. — Хорошо-то как. После работы всегда чувствуешь себя хорошо.