Чужак в стране чужой - Страница 172

172

А потом появляется Человек с Марса, смотрит на этот священнейший, руками не трогать, кодекс свежими глазами и препровождает его в мусорное ведро. А то, что он придумал взамен, явным образом нарушает законы практически любой страны и приведет в дикое бешенство благонамеренных обывателей, принадлежащих к любому из главных вероисповеданий — вкупе с большинством агностиков и атеистов. И при всем при том этот несчастный мальчик…

— Проснись, Джубал, он не мальчик, а мужчина.

— Мужчина? Этот несчастный эрзац-марсианин говорит, что секс — это путь к счастью. Секс должен быть путем к счастью. Мы же используем секс, чтобы причинять друг другу боль, превращаем его в орудие пытки. Секс никогда не должен быть мучительным, он должен доставлять счастье — или по крайней мере удовольствие.

В заповедях сказано: «Не желай жены ближнего твоего». Результат? Через силу соблюдаемое целомудрие, прелюбодейство, ревность, побои, а иногда и убийства, разрушенные семьи и изуродованные дети — и жалкое, только бы никто не заметил, заигрывание, унизительное и для мужчины, и для женщины. Ну и соблюдается эта заповедь, хоть когда-нибудь? Если человек поклянется на Библии, что он ни разу не желал жены ближнего своего потому, что это запрещено заповедью, я сделаю вывод, что он либо сам себя дурачит, либо обладает патологически низкой сексуальностью. Любой мужчина, способный зачать ребенка, желал многих и многих женщин, пусть он даже никогда не давал этим желаниям волю.

А потом появляется Человек с Марса и говорит: «Нет никакой нужды желать мою жену — люби ее! Ее любовь не знает пределов, нам нечего терять — кроме страха и вины, ревности и ненависти, обретем же мы все». Предложение совершенно невероятное. Подобная наивность была свойственна разве что эскимосам, так они ведь тоже жили в полной изоляции — Люди с Марса, да и только. Но это когда-то, а теперь, после знакомства с нашей «нравственностью», у них все как у людей — и целомудрие, и разврат. Ну и скажи, Бен, много ли они выиграли?

— Я не хотел бы быть эскимосом.

— И я бы не хотел. Запах тухлой рыбы выводит меня из себя.

— А меня тревожат мыло и вода. Наверное, я неженка.

— И я тоже неженка. В доме, где я родился, было не больше санитарных удобств, чем в иглу; этот, теперешний дом нравится мне гораздо больше. Но несмотря ни на что, все исследователи называли эскимосов самым счастливым из народов Земли. Эти люди никогда не мучались ревностью, у них слова-то такого не было. Они берут друг у друга жен, из соображений удобства или так, для развлечения, — и доставляют им массу удовольствия. Ну и где же тогда норма, а где ненормальность? Взгляни на этот тусклый, мрачный мир и скажи мне: кто счастливее — последователи Майка или прочие, обычные люди?

— Я там мало с кем говорил, но в общем-то… Да, они счастливы. Такие счастливые, что прямо дуреют от счастья. Что-то здесь явно не так.

— А может, это в тебе что-то не так?

— С чего это?

— Жаль, что ты такой зашоренный. Даже трех дней того, что тебе предложили, хватило бы с лихвой, чтобы вспоминать до самой смерти. А ты, юный кретин, пошел на поводу у своей ревности! Будь мне столько лет, сколько тебе, я бы с радостью подался в эскимосы — Господи, да мне так за тебя обидно, что хоть плачь. Но ничего, буду утешаться уверенностью, что скоро ты локти кусать станешь. Возраст не приносит нам мудрости, зато он дает перспективу… и самое, Бен, печальное — это видеть далеко позади искушения, перед которыми ты устоял. У меня есть такие сожаления, но по сравнению с тем, что предстоит тебе, все это семечки.

— Слушай, не трави душу.

— Господи, мужик ты — или мышь? Да я же пытаюсь тебя расшевелить! Скулишь тут, как дряхлая развалина, вместо того чтобы пулей мчаться в это ихнее Гнездо. Кой черт, да будь мне на двадцать лет меньше, я бы и сам записался в Майкову церковь.

— Кончай трепаться. И к слову — что ты думаешь об этой самой церкви?

— Ты говорил, что это что-то вроде школы.

— И да, и нет. Это вроде как Истина с большой буквы, полученная Майком от Стариков.

— Старики, говоришь? Не знаю, как ты, а я думаю, все это чушь.

— Майк в них верит.

— Знаешь, Бен, один мой прежний знакомый истово верил, что ему удается беседовать с духом Александра Гамильтона. Однако… Да кой черт, почему именно я должен быть адвокатом дьявола?

— А сейчас ты чего дергаешься?

— Бен, я всегда считал, что самый отвратительный грешник — это лицемер, с жаром рассуждающий о религии. Майк не лицемер, он искренне проповедует свою, как он ее видит, истину. Что же касается этих «Стариков», я не знаю, что они не существуют, мне просто трудно в них поверить. А эти его штучки насчет Ты-Еси-Бог правдоподобны ничуть не менее — и не более — любого другого кредо. В Судный День, если его в конце концов организуют, может выясниться, что всю дорогу главным начальником был Мамбо Джамбо, конголезский бог.

— Господи, да уймись ты, Джубал.

— Все эти имена чушь. Человек органически не способен представить себе свою смерть, иначе говоря — убежден в собственном бессмертии; как следствие, он раз за разом изобретает все новые и новые религии. Эта убежденность никак не может считаться доказательством бессмертия, однако она порождает крайне серьезные вопросы. Что такое жизнь, что такое эго, как эго связано с телом, почему каждое эго кажется центром мироздания, смысл и цель жизни, смысл и цель мироздания — все это вопросы первостепенной важности, они, Бен, никогда не станут тривиальными. Наука их не разрешила, каждая религия отвечает на них по-своему — и кто я такой, чтобы глумиться над этими ответами, даже если они кажутся мне крайне неубедительными? А вдруг старик Мамбо Джамбо действительно меня сожрет? То, что у него нет роскошных соборов, отнюдь не дает мне права считать его жуликом и самозванцем. Точно так же я не вправе считать самозванцем повернутого на Боге парня, который организовал и возглавил некий сексуальный культ, может быть, он-то и есть Мессия. Что касается религии, я уверен только в одном: самосознание — это нечто иное, чем веселая пляска аминокислот!

172